Печенежские войны продолжались в течение еще долгого времени после завершения белгородской осады. Позднейшая Никоновская летопись сообщает о нашествиях кочевников под 998, 999, 1000, 1001 и 1004 годами. Вероятно, Владимир пытался не только воевать с печенегами, но и привлекать некоторую их часть на свою сторону. Напомню, что, по свидетельству Никоновской летописи, еще во время корсунского похода в 988 (989) году крестился некий печенежский князь Метигай. Под 991 годом тот же источник сообщает о приходе в Киев другого печенежского князя Кучюга, который «принял греческую веру, и крестился во имя Отца и Сына и Святого Духа, и служил Владимиру чистым сердцем, и много на поганых одоление показал; и любил его Владимир и почитал зело, также и митрополит и все князья и бояре почитали и любили его»{445}.
Пожалуй, эти известия летописца XVI века могли быть навеяны позднейшими случаями переходов татарских и других князей на русскую службу. Древнейшие русские и западноевропейские источники не упоминают о крещеных печенегах в Киеве и других русских городах во времена Владимира. Но о проповеди христианства среди этих «закоренелых язычников» — правда, не в 90-е годы X века, а несколько позже — мы знаем совершенно определенно.
В январе 1007 или 1008 года (точная датировка затруднена) в Киеве появился немецкий миссионер Бруно, имя которого уже не раз появлялось на страницах нашей книги. Бруно направлялся к печенегам для проповеди им Слова Божия и на некоторое время задержался в Киеве при дворе князя Владимира Святославича. Впоследствии, уже вернувшись из Печенежской земли и находясь в Польше, Бруно напишет письмо германскому королю Генриху II, в котором подробно расскажет о своих злоключениях среди печенегов и впечатлениях от посещения Киева. Это письмо — одно из самых ранних иностранных известий о князе Владимире и о Руси его времени.
Сам Бруно Кверфуртский был личностью далеко не заурядной. Родившийся в Германии, в семье кверфуртского графа, и получивший прекрасное образование, он прославился как ревностный подвижник христианства, фанатично преданный идее полного искоренения язычества. Примером для Бруно стала жизнь пражского епископа Адальберта (не путать с Адальбертом Магдебургским, миссийным епископом Руси в 60-е годы X века), принявшего мученическую смерть в Пруссии в 997 году. Бруно учился в Магдебурге, в той же школе при монастыре Святого Иоанна, что и Адальберт; его миссионерская деятельность протекала в тех же областях восточноевропейского мира, в которых проповедовал его предшественник, — Венгрии, Пруссии, Польше. Перу Бруно Кверфуртского принадлежит Житие святого Адальберта Пражского.
Бруно был близок со многими влиятельнейшими людьми своего времени. Он принял монашество в Италии, где одно время общался со знаменитым пустынножителем блаженным Ромуальдом. В сан миссийного архиепископа его посвятил папа Сильвестр II. Еще до поездки в Италию Бруно был капелланом императора Отгона III; позже, после смерти Отгона в 1002 году, его приблизил к себе новый германский король Генрих II. Дружеские отношения связывали Бруно с польским князем Болеславом Храбрым, который стал для Бруно образцом христианского монарха. При этом Бруно оказался в двусмысленной ситуации: его сближение с Болеславом произошло в то время, когда последний вел жестокую войну с его прежним покровителем Генрихом II. Всеми силами Бруно старался примирить обоих государей.
Около 1005 года Бруно отправился в Венгрию, которая была крещена незадолго до этого. Здесь, очевидно, он встретился с печенегами, о которых в Европе ходила слава как о «наихудшем и жесточайшем народе из всех язычников, какие есть на свете». Бруно загорелся желанием привести их к Христу и с этой целью выехал на Русь. О дальнейшем рассказывает он сам в письме к королю Генриху;
«…Уже дни и месяцы полностью завершили год, когда мы после долгого и бесполезного пребывания покинули венгров и направили путь к наиболее жестоким из всех язычников, к печенегам.
Господин русов, великий властью и богатствами (князь Владимир. — А. К.), на один месяц задержал меня и, задерживая меня против воли, словно я сам себя хотел по доброй воле погубить, очень беспокоился в отношении меня, как бы я не отправился к столь неразумному народу, где без всякой пользы для душ я нашел бы только смерть, да и то постыднейшую. Когда же он не смог убедить меня и некое видение обо мне, недостойном, испугало его, он сам сопровождал меня с войском вплоть до крайнего предела своего царства, которое из-за кочующего врага он укрепил со всех сторон крепчайшей и длиннейшей оградой…»{446}
Как видим, князь Владимир не сомневался в бессмысленности печенежской миссии Бруно и, более того, был убежден, что миссионеров ждет «постыднейшая» гибель. Он чуть ли не силой пытался удержать немецкого епископа в Киеве. Один ли страх перед печенегами руководил им? Или Владимир уже имел опыт христианской проповеди среди этого жестокого племени и знал о судьбе прежних проповедников?
В изображении Бруно Владимир — могущественный правитель своей страны, один из христианских государей Европы, стоящий на страже восточных окраин христианского мира от посягательств кочующего языческого врага. Вместе с тем он гостеприимный хозяин, заботливый по отношению к путнику и не желающий, чтобы тот пострадал в его земле или же за ее пределами. Без сомнения, он убежденный христианин; слова Бруно не оставляют и тени сомнения на этот счет. В начале XI века Западная и Восточная церкви еще не отреклись друг от друга; Владимир и Бруно относятся друг к другу как добрые христиане, не зная пока деления на католиков и православных. Любопытно, что Владимира окружают «старейшины» — очевидно, те самые, о которых так часто упоминает летописец.
Достигнув крайнего предела своего царства, Владимир попрощался с немцем-миссионером. «Обхватив руками, я нес крест Христов, распевая славную песнь: “Петр, любишь ли меня? Паси овец моих!” (Ин. 21: 15–17), — рассказывает Бруно. — По окончании песнопения господин послал к нам своего старейшину с такими словами: “Я проводил тебя [туда], где кончается земля моя и начинается вражеская. Богом прошу, не погуби свою юную жизнь к моему позору. Знаю, завтра, до третьего часа без пользы, без причины тебе суждено вкусить горькую смерть”. Я ответил: “Пусть Бог тебе откроет рай, как ты нам открыл путь к язычникам”».
Печенежская земля была отделена от Киева всего двумя днями пути. Вынужденный постоянно обороняться от вторжений, Владимир, наверное, внимательно следил за передвижениями кочевников. Но на этот раз он несколько ошибся в расчетах. Два дня беспрепятственно двигались Бруно и его спутники по Печенежской земле и лишь на третий день были схвачены язычниками. Несколько раз печенеги порывались убить пришлых миссионеров, подвергли их бичеванию, но все же сохранили жизнь и допустили в свои становища. «Так, по сотворению чудотворного Господа и наиценнейшего Петра, пробыли мы среди того народа пять месяцев; три части их земли мы обошли, четвертой не достигли… Обратив в христианство около тридцати душ, мы с помощью перста Божия установили мир, который, как те говорили, никто, кроме нас, не мог бы установить… По этой причине я пришел к господину русов, который, Господа ради, удовлетворяя мою просьбу, дал в заложники сына. И мы посвятили в епископы одного из наших, которого вместе с сыном он поместил посреди земли [печенегов]. И установился к вящей славе и хвале Спасителя Бога христианский закон в наихудшем и жесточайшем народе из всех язычников, какие есть на земле».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
